neurofunk

История нейрофанка — это история текстепа с продолжением. Прошло всего полтора года спустя захвата текстепом танцполов, умов и радиошоу, как его создатели выявили новый вид, который станет еще большим модным музыкальным направлением, чем их первое детище. На смену гудящему, но важному reese-бейслайну пришел заметный, плотный и жирный бас, являющийся главным атрибутом нейрофанка.
Термин neurofunk предложил музыкальный критик и обозреватель Саймон Рейнольдс (Simon Reynolds), когда занимался анализом прогрессирующего звучания музыкантов, которые еще вчера создавали подходящий по всем приметам Techstep. Он заметил: саунд в новых композициях стал еще темнее, еще жестче, еще техничнее (читай: индустриальнее). Свои мысли он изложил в большой статье “Neurofunk Drum ‘n’ Bass vs. Speed Garage”, которая вошла в декабрьский номер 1997 года журнала The Wire — это было первое упоминание о нейрофанке, как о новом поджанре и как о названии к нему. (А не в его книге “Energy flash: A journey through rave music and dance culture” 1998 года, как принято ошибочно считать, хотя там про нейрофанк тоже есть.)
Вышедший номер «приключений в современной музыке» (тогдашний слоган журнала) дал плоды на много лет вперед: во-первых, пресса еще раз подтвердила звание четвертой власти и способность влиять на умы — слово вошло в обиход; а во-вторых, лингвистическая самодеятельность автора статьи привела к небольшому неудомению тех, кто впервые или вообще сталкивается с нейрофанком. Понятно, что при одном уже произношении слова хор ангелов тут не ассоциируется, но и с драм-н-бейсом «нервный фанк» вяжется тоже очень плохо. Не совсем конкретная заумь — за это Рейнольдса очень недолюбливают, в основном, слушатели драм-н-бейса.
Первым треком в стиле нейрофанк считается “To shape the future” Мэтта Куина, aka Optical, изданный на Metalheadz всемогущего Goldie. В нем хоть и улавливаются приметы текстепа, но это уже совсем другой звук — на порядок выше. Здесь словно текстеп исследуют под иным углом: ломанная перкуссия заменила прямошагающий тустеп; жирный бас, ставший заменой мелодии еще давно, уже и не просто худосочный reese-bassline, а живой пульсирующий организм. Несомненно, органика присутствует в нейрофанке: как и в текстепе ударные и басы идут вровень, взаимно дополняя. Если в звуковой панораме текстепа они были параллельны друг другу и, при этом горизонт был виден, а все место занимали звуковые эффекты, то в нейрофанке жужжащие басы (stabs) и ударные плотно занимают эфир, а эффекты просто дополняют картину.
“To shape the future” действительно сформулировал будущее, а его строитель Optical удостоился необходимого внимания. На какое-то время нейрофанк — это даже больше, чем просто поджанр, это звучание драм-н-бейса в целом, его представитель.
Совсем скоро Optical объединится с Эдом Рашем и вместе они образуют собственный лейбл Virus Recordings. Само название — дань мрачному футуристизму, присущему нейрофанку. Ed Rush и Optical были и раньше знакомы, но заочно: еще до своего знаменитого альянса они отправляли друг другу восторженные комментарии по поводу новых работ друг друга. Когда они, имевшие опыты музыкальных экспериментов в юности, объединились — объединилась и их общая идея о воссоздании дарккоровского духа начала 90-х и привнести его в современный драм-н-бейс. И, надо сказать, им это удалось :-) Бесчисленное множество релизов, выпущенных на своих и чужих музиздательствах, делают их богами, кумирами и желанными гостями для интервью.
Релиз за релизом и сформулированы постулаты нейрофанка. Апогеем первой фазы его развития стал дебютный альбом дуэта — “Wormhole”. Постскриптумом участия воинов темных сил стали дальнейшие синглы после выхода пластинки в последние годы второго тысячелетия. (Кстати, некоторое время ходила легенда, мол, «нервозность фанка» от наступления новых времен, смены целых четырех цифр и, конечно же, от огромной озабоченности «Ошибкой 2000 года», которая была фикцией.) Особенно интересным остается сэт ребят на Radio 1, где, по большому счету на половину состоит из их работ. Близилась вторая фаза развития нейрофанка.
Саймон Рейнольдс прототипом нейрофанка считал текстеп-трек Дока Скотта — “Shadow boxing”, вышедший в декабре 1996 года, где власть на фоне тустепового ритма захватывает такой массивный по форме и тягучий по длине бас.
«Я хотел создать трек, который засядет в голове у каждого, кто будет возвращаться домой с моих выступлений», — признается Doc Scott (aka Nasty Habits), — «До этого я не слышал подобных композиций, это очень простой трек, на самом деле. И, признаться, я не думал особо, создавая Shadow boxing — отдал его в печать, а сам уехал на 2—3 недели за границу на выступления. Когда вернулся, мой автоответчик был заполнен сообщениями от разных людей — я понял, что что-то случилось, но совсем не ожидал, что именно сингл произвел эффект разорвавшейся бомбы». Один комментатор замечает: «Удивительно, что может получиться из пяти звуков». А “Shadow boxing” до сих пор остается самой продаваемой вещью с лейбла Дока.
Другим прообразом нейрофанка можно считать композицию “Metropolis” Адама Ф. Она — следствие и впечатление от автомобильной аварии, в которую попал Адам и три месяца пролежал в больнице. Гнетущая текстеповская атмосфера, какие-то эклетичные звуки, переменчивые ударные и пульсирующие стабсы — жирные басы с рваными краями. Журнал Knowledge включит «Метрополис» в список вещей, которые изменили драм-н-бейс и открыли новые пути для его развития. Сингл вышел летом и DJ Hype, который в народе ассоциируется с Jump Up, впервые послушав его, восклицает: «Боже, неужели зима настала?». Здесь нечуждый текстепу футуризм переплетается с будущими звуками нейрофанка
Фанк, вообще, стереотипно представляется очень задорной музыкой (вспомнить хотя бы его в исполнении Джеймса Брауна) и злым по определению быть не может. Само слово funk в жаргоне черных жильцов Западной Африки значит танцевать так, чтобы взмокнуть (positive sweat — положительный/позитивный пот); другое значение, тоже характерное для фанк-музыки, которое дали слову черные рабы Америки — это запах женщины, своеобразный запах секса, феромонов, ее тела, который тянется как шлейф от нее и медленно затухает. Рейнольдс объясняет: в нейрофанке это ощущение женщины мужчиной заменяется на уже отдаленное воспоминание всего этого процесса киборгом.
Существует и другая версия о присоединении к слову neuro слова funk, не мешающая, впрочем, и первой, а усиливающая только смысл термина — ибо к диалектическому происхождению добавляет еще и музыкальное. Связь традиционного фанка и нейро- в частичном воспроизведении вторым эффекта wah-wah (кваканья), который достигается нажатием на одноименную с эффектом педаль, во время игры к подключенной бас-гитаре. В нейрофанке низкочастотный бас является заменой мелодии и достигается кручением ручек трех осцилляторов с добавлением разного рода эффектов.
Возвращаясь к рейнольдской теории, neuro говорит об еще большей техничности, индсутриальности звучания, переход от аскетичных тустеп ударных к сложным партиям, которые, вкупе с ярко выраженным нейро-басом (stabs) создает еще более мрачную и отрешенную картину в воображении слушателя, а для некоторых — в реальности. Упор на научность, механический футуризм. (То есть почти киберфанк :-) «Нервозность» же положения от собственных страхов. По Фрейду, страх — естественный защитный механизм, а поэтому чтобы его испытать необходимо окунуться в мир наших боязней (фобий). Рейнольдс называет нейрофанк «эротизацией тревоги», финальной точкой в джангловой концепции «культурного сопротивления», которая заключалась в противопоставлении себя (андреграунда) мейнстриму — какая уже там борьба, когда драм-н-бейс на верхушке популярных направлений вот уже сколько лет.
Вторая фаза нейрофанка начинается с приходом квартета Bad Company. В декабре 1998 года на собственном музыкальном издательстве британских электронщиков выходит пластинка “The Nine” и сразу же выстрел. В июле 2008 года, когда журнал Knowledge будет составлять сотню самых влиятельных синглов за всю историю джангла и драм-н-бейса, “The nine” редакторы поместят на первое место. Мрачную, тяжелую композицию будут называть королем тьмы и гимном драм-н-бейса на все времена
Безусловный авторитет в драм-н-бейсе — Andy C. — первым берет трек в оборот. Потом к нему присоединяются Груврайдер и Эд Раш. Поначалу сингл не дает большой отдачи на рейвах, но постепенно его начинают ставить все больше диджеев и в результате трек звучит отовсюду, а популярность Bad Company нарастает как снежный ком. «Я помню, как слушал The nine незадолго до окончания работ над ним и как раз в это время показывали фильм „Спаун“. И наш трек мне чем-то напоминает эту киноленту. Мне представлялось, что кто-то летает над черным городским ландшафтом, лавируя между небоскребами и другими зданиями», — рассказывает Дэн Стейн (aka Fresh), — «Название к работе было взято из книги. Какой уже не помню, но я и Джейсон Мальдини решили, что цифра девять — это повторяющаяся тема в нашей жизни. Посудите сами: девять жизней, девять пирамид и так далее. Подобные сочетания вы можете найти везде».
Подтверждение прихода второй фазы нейрофанка в треке “Messiah” проекта Konflict. Полторы минуты эмбиентного начала, затишье перед бурей и вдруг столпы песка в бесконечной пустыне — пришел спаситель, и новое время нейрофанка действительно наступило. Этим треком Роб и Кемаль задают тон и правила создания новых композиций. Планка качества поднимается все выше, звучание нейрофанка ужесточается. Он все больше и больше удаляется от своего старшего брата, текстепа, становясь все более независимым и самостоятельным поджанром драм-н-бейса. (Большой удар для тех, кто не воспринимал нейрофанк всерьез и считал его разновидностью текстепа.)
«Трек был задуман скорее как путешествие, чем просто обычная поделка для диджеев. Мы чувствовали что-то особенное, когда создавали его», — рассказывает Роб Роджерс. «Мне кажется, что такого шума, как Штатах, этот сингл не наделал больше нигде, так как большинство американских диджеев, получили этот трек сразу после релиза. Но в целом, реакция людей была умопомрачительной, а для нас это эпохальный скачок вперед, рассчитанный на долгий период. Люди танцевали под эту штуку сумасшедшие танцы!» — продолжает Кемаль.
«Я думаю, что Planet Dust это часть той сцены, которую мы видим сегодня», — рассказывает Дэн Стейн (aka Fresh), — «Если бы этот трек не был бы написан, возможно, сцена двигалась в нужном для нее направлении очень и очень долго». Его слова подтверждают тысячи эпигонов, которые после релиза пластинки пытались повторить звучание его новой работы, но безуспешно, ибо битва проиграна и нейрофанк совершил еще один скачок. «Когда я закончил впервые этот трек, я не хотел его показывать абы кому. В тот вечер я крутился возле дома Груврайдера и у меня с собой был диск с где-то пятью или шестью треками и Planet dust был одним среди них. Он пришел в полный восторг от композиции. Там есть семпл из очень клевого фильма ‘79 года „Черная дыра“ — It feels like a thousand eyes are watching us — мне всегда хотелось включить этот отрывок в какой-нибудь из своих треков. Так вот, и когда я играл сингл перед толпой, состоящей из 10 000 человек, я чувствовал, как тысячи глаз смотрят на меня. Было действительно странно».
В первом десятилетии двухтысячных на нейрофанк сцену обрушивается буря молодых музыкантов, которые продолжают двигать вперед звучание, выражая по-своему видение поджанра в двадцать первом веке. Календарное технологическое будущее наступило, а с ним и развитие техники и программного обеспечения по созданию музыкальных шедевров. На протяжении всей первой декады наблюдается видоизменение нейрофанка под давлением таких воинов, как Noisia, Phace, Gridlok, Corrupt Souls, Calyx, Mayhem и многих других маргиналов. Phace, кстати, говорили в одном из своих интервью, что они уже вышли за пределы рамок чистого звучания нейрофанка и пишут уже что-то другое: нейрофанк завтрашнего дня; тот нейрофанк, которого еще нет, но ему будет дано определение в будущем — такое настроение музыкантов, как нельзя относится к философии данного поджанра.
По мнению Мэтта Куина, “To shape the future” было для него протестом против засилья Intelligent музыки (налицо противостояние темных и светлых лагерей). В то же время Мэтт защищает и текстеповский ритм, оперируя тем, что когда занимаются плотно ударными, то забывают или уже не успевают подтянуть к такому же уровню сложности и атмосферу трека. В тех моментах, когда все (и ударные, и настроение) находятся в гармонии он не видит ничего плохо, но это, скорее, исключение из правил, единичные случаи. Посему Optical не видел ничего страшного в отходе от брейкбитовой науки (breakbeat science), полагая, что сложные ударные больше отвлекают от главной темы композиции.
Но с приходом нового поколения нейро-музыкантов, ударные претерпели заметные изменения. Нейрофанк, наряду с драмфанком, становится одним из самых времязатратных поджанров драм-н-бейса. Эта музыка для саундгиков и эффект фриков (sound geek, effects freak), которые выжимают самый максимум из своего аналогового или цифрового оборудования, чтобы не затеряться в толпе эпигонов (заметно выделяясь) и постоянно следят на новинками музыкальной аппаратуры для создания передового предзвучания, на голову выше остальных; звучания завтрашнего дня, будущего, новых микросхем, которые уже давно нано. Ведь это и есть стрежень, центральная идея нейрофанка — быть тем, кем ты будешь через тысячу лет сегодня.